В рамках проекта «Театр за бетонной стеной» немолодой уже режиссер Вячеслав Кокорин поставил новую драму, т.е. изобразил ее нам в виде «показа». Это такой бедный по средствам спектакль, в котором актеры подглядывают в шпаргалки. В манифесте своего «бетонного театра» режиссер заявил, что это театр шока и сгущенной боли, который детям до 18 лет смотреть не рекомендуется. Помнится, в начале прошлого века Николай Евреинов уже придумал Веселый театр для пожилых детей. Пьеса братьев Пресняковых в эту категорию зачисляет и двадцатилетних. Апатия и усталость, безразличие и бесцельность, случайность и небрежность — вот стиль жизни.

Наш век не понимает таланта. На вес золота у нас случайность, реалити-шоу и их имитация. Знания актерских техник, в том числе Рудольфа Штайнера, Михаила Чехова, Кокорину вроде как ни к чему. Тем более что пока актерам Екатеринбурга профессионализма не занимать. Хороши актеры. Жить в новой драме им легко.

Крылатая фраза из репертуара А. Райкина «на сцене три сестры — в зале дядя Ваня» стала театральным штампом. Это нормально, когда зритель в тесноте и неловкости сидит на сцене, а горсть актеров обживает пространство зрительного зала.

Вот и болтается в зрительской коробке никчемный молчаливый мальчик с никчемным университетским образованием (артист А. Журавлев). И Гамлет, а не принц. В кепке спит, в кепке трахается с такой же, как он сам, анемичной и усталой тридцатилетней девчонкой. Регулярно слышит отравленного папашку в тельнике, под мощные аккорды музыки Шостаковича, с высоты положения покойника комментирующего жизнь сына. Почти не слушает игривую мать, живущую с дядей Петей и грозящую сыну сумасшедшим домом.

Короче, все как у людей: тебе подают знаки, тебя предупреждают.

Предупрежденный защищен. А ты день ото дня принимаешь лекарство от смерти, пытаясь изжить свои страхи через доморощенное актерство.

Чтобы подыграть актерам, плотно зачехленные зрительские ряды постепенно, от сцены к сцене, обнажаются, то изображая бассейн, в котором некий Закиров утопил любовницу, то японский ресторанчик с размалеванной гейшей лет семидесяти, поющей блатную песенку о судьбе новой Баттерфляй. И все идет своим чередом. Уверенный капитан милиции привычно «прихватывает» сотрудницу-телеоператора, удаляясь с ней «под сень струй» перепихнуться. И работа спорится, и понятно, кто кого убил. Неясно только одно…

Когда спектакль ровно катится к развязке, которой, кажется, никто и не ждет (чего ждать от жизни, как не смерти?), в самый неожиданный момент капитан взрывается. И гневный монолог циничного служаки в кожанке, построенный на самозабвенном мате и восклицаниях, актер Валерий Смирнов возносит, кажется, к небесам. Ну у кого еще спросить, почему все не так?

Ублюдок, застреливший одноклассника за насмешку, «базара» начальника не поймет. Потому что убийство — это рутина. Тем не менее детские нотки беспомощного недоумения видавшего виды дядьки пронимают до костей тех, кто сидит на сцене. И это древние называли очищением, по-гречески катарсисом…

В новой драме все меньше претензий к тексту как литературе, и бусинки-слова можно нанизывать произвольно. Лишь бы концы с концами сводились. Да и это, впрочем, не обязательно. Процесс, видите ли, все еще идет… Предупрежденный защищен.

Марина Заболотняя