«СЕЗОН СТАНИСЛАВСКОГО» ПОЗНАКОМИЛ МОСКВУ С «ЧЕЛОВЕКОМ-ПОДУШКОЙ» [Драматургия Мартина Макдонаха — впервые в Москве]
Ведомости (27-10-2004)

Болгарский спектакль «Человек-подушка» как будто ошибся фестивалем: вместо «Сезона Станиславского» на программке должно бы, наверное, значиться «Новая драма». Ирландская пьеса с дивным названием, показанная на сцене московского Театра Луны, — совсем свежая, 2003 г., и если уж выводить ее родословную, то про Станиславского и Чехова надо, конечно, забыть.

К своим 33 годам драматург Мартин Макдона успел получить премию Evening Standard, четыре «Тони» за поставленную на Бродвее пьесу «Королева красоты» и премию Лоуренса Оливье за лучшую современную драму, коей в феврале 2004 г. был признан «Человек-подушка». В общем, респектабельный «Сезон Станиславского» показал на открытии фестивальной программы вполне статусную вещь. Что касается аналогий, то, говоря о последнем на сегодня макдоновском сочинении, британские критики навскидку припоминают Кафку и Джона Миллингтона Синга, ирландского классика, знаменитого пьесой Playboy of the Western World (в конгениальном русском переводе названия — «Удалой молодец — гордость Запада»). Мы - тоже навскидку — могли бы назвать Хармса, хотя бы потому, что в «Человеке-подушке» много внимания уделено рассказам о том, как мучить маленьких детей. Именно за эти рассказы некий писатель, чьи фамилия, имя и отчество пишутся совершенно одинаково и начинаются с буквы К. , попадает в кабинет двух следователей, которые очень интересуются столь странным литературным творчеством. Поначалу интрига развивается почти в кафкианском духе, но довольно быстро нам дают понять, что у полицейских чиновников есть основания для филологических изысканий с применением физического насилия: вроде бы кто-то педантично воплощает неопубликованные фантазии К. в реальности.

У К. , заметим, есть слабоумный брат, которому писатель читает свои страшные сказки на ночь, из чего английские рецензенты делают выводы об опасной силе слова. «Человек-подушка» любопытен, впрочем, не столько идеями, сколько драматургической технологией. Ни детективная интрига, ни интеллектуальные фокусы в пьесе сами по себе не поражают, зато Макдона четко выдерживает баланс этих составляющих, не давая зрителю заскучать и постоянно дразня обещанием парадоксов.

Болгарский режиссер Явор Гырдев и художник Никола Тороманов поместили следственные действия в квадратный кабинет со стеклянными стенами. Для зрителей, сидящих по периметру кабинета снаружи, стекла прозрачны, для актеров это зеркала, сквозь которые публику разглядеть невозможно. Следователи в темных костюмах и белых рубашках могли бы выполнять аналогичную работу в голливудском детективе, К. в богемной кожаной куртке — такой же узнаваемый типаж интеллигента с его недоуменным вопросом «за что?», страхом и чувством вины. Несмотря на все, что творится в тексте, ни актеры, ни режиссер ни на шаг не отступают от требований психологического реализма — достоверность почти как в кино.

Для первого знакомства с пьесой это совсем неплохо, но вообще-то человек с фантазией Мартина Макдоны заслуживает более изобретательного представления. Дело ведь совсем не в расследовании и не в том, в каких отношениях находятся вымысел и реальность — про все это сто раз написали и до Макдоны, и сам он это прекрасно знает. Но как иначе рассказать, например, о том, что над одной маленькой девочкой все время издевались родители, поэтому она вырезала из яблока маленьких человечков и очень просила папу их не есть, а папа только посмеялся, съел человечков из яблока и умер в страшных мучениях, потому что в каждом яблочном человечке была спрятана бритва. Таких историй в пьесе много, а самая лучшая, конечно, про Человека-подушку, умеющего возвращать самоубийц в детство и объяснять им, что умереть совсем маленьким гораздо лучше. Собственно, уже ради этой истории пьесу Макдоны определенно стоило написать и поставить.

Олег Зинцов


Вернуться к прессе
 
 Ассоциация «Новая пьеса», © 2001—2002, newdrama@theatre.ru