От «Эвиты» многие, видимо, ждали театральной версии известного мюзикла.
Эвита действительно оказалась той самой — женой аргентинского диктатора
Эвой Перон, но история совсем другая. Более 30 лет назад ныне покойный
французский драматург аргентинского происхождения Копи (ничего себе, между
прочим, «новая драма»!) написал пьесу о последних часах жизни умирающей от
рака Эвиты. У постели несчастной находятся ее мать, муж, медсестра и
придворный. Впрочем, «у постели» — это сильно сказано. Обреченная носится
по маленькой сцене как ошпаренная, шпыняет придурковатого истукана Перона и
вообще строит всех окружающих, а из себя строит мегеру и страдалицу. Она тут
живее всех живых.

Печалиться о судьбе культовой героини зрителю некогда, потому что все время
приходится хохотать. Заезжий французский режиссер Жан-Клод Котийяр поставил
пьесу Копи в жанре комикс-кабаре. Первые минуты три публика пребывает в
шоке: пришли на спектакль уважаемого провинциального театра, а попали на
какую-то ночную программу в злачном столичном клубе. Актеры кривляются,
пищат и кричат на разные лады, скачут, застывают в самых нелепых позах.
Разобравшись, что к чему, замечаешь, что делают они все довольно точно,
строго соблюдая рамки маргинального жанра. На самом деле стильно сыграть
такую забавную комическую агонию ничуть не проще, чем сымитировать жизнь
человеческого духа, потому что тут малейшие неточности сразу полезут наружу
и никакими высокими помыслами оправданы не будут — таковых у «Эвиты» нет и
быть не может. Впрочем, «помысел» наверняка был: дать новую роль играющей
Эвиту Светлане Замараевой. Собственно говоря, театральные люди и раньше
знали, что она одна из лучших актрис России. 

Даже этот сомнительный французский пустяк госпожа Замараева отшлифовывает до
блеска.

Вроде бы бесспорная для привычных форм театра ценность актерского
профессионализма в применении к новой драме иногда утрачивает свое значение. 

Взять, к примеру, вербатим — особую технику современной драматургии,
основанную на том, что автор более не утруждает себя застольным
фантазированием, а идет в народ, записывает речь простых людей и уж потом
компонует ее по мере надобности и в соответствии со своими целями. Иногда
такие пьесы инспирированы социальным пафосом — например, привлечь внимание
к проблемам охраны труда в промышленности или неуставных отношений в
вооруженных силах. Но случается и так, что в вербатиме все-таки начинает
пахнуть искусством.

Французская актриса Лоранс Феврие решила посвятить целый цикл небольших
часовых спектаклей жизни Северного квартала, одного из парижских районов, в
котором она сама и живет. Госпожа Феврие опросила 13 человек — людей разных
профессий, возрастов и взглядов на жизнь. Обработав рассказы и при этом
сохранив видимость достоверности, автор передала тексты 13 актерам.
Получилась чертова дюжина часовых спектаклей, сделанных в форме интервью.
Лоранс Феврие играет в них саму себя, то есть журналистку, берущую интервью
у жителей Северного квартала, а актеры — кого-то из его обитателей.
Собственно, на сцене роль госпожи Феврие сводится к минимуму — она только
иногда задает вопросы. Но соединение документа и театральной игры дает
любопытный результат: из вроде бы банальных бытовых историй, обычных случаев
из жизни и не слишком оригинальных рассуждений действительно складывается
объем жизни. Теоретически выдержать 13 часов таких театральных «интервью»,
лишенных какой-либо зрелищности, трудно. Но на самом деле в эту бытовую
паутину постепенно втягиваешься. Например, начинаешь угадывать какие-то
случайные связи, существующие между соседями.

Так должен выглядеть цикл «Северный квартал» в идеале. Таким он был показан
весной на Венском фестивале и произвел на публику сильное впечатление,
несмотря на необходимость постоянно слушать синхронный перевод. Фестиваль
«Новая драма» сотворил же нечто странное: пригласил в Москву всего одну
часть «Северного квартала». Причем актриса, занятая в нем, сюда по каким-то
причинам не приехала (за кулисами объясняли, что отказалась брать деньги на
дорогу у государства из солидарности с бастующими работниками культуры), и в
роли жительницы выступала сама мадам Феврие, а на ее привычном месте сидела
еще какая-то мадам, спектаклю уж совсем посторонняя. Клубящаяся вокруг
«Новой драмы» театральная молодежь к вербатиму относится со священным
трепетом, поэтому одну тринадцатую часть спектакля публика выслушала
внимательно и сделала вид, что все поняла.

Роман Должанский