Жизель

Балет в темноте

Ольга Михайлова

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Топот и темнота. Темнота и топот.


Голос Ивана Николаевича. Туда мы идем-то?
Голос Валерушки. Петруша одиннадцатый номер с первого раза нашел.
Голос Дэвида. Произошла авария?
Голос Петра. Никаких аварий, верно идем.

Запела, закурлыкала Наташина дверь.


Пришли.
Голос Дэвида. А почему везде темно?
Голос Наташи. Это ты, Петр?
Голос Петра. Свет дай. Сама же звала, ну...
Голос Наташи. Я готова. Я давно готова.


Трик-трак - Наташа на кнопочку автоматической пробки нажала, и засияло все кругом: столько лампочек, сколько и не бывает. А посреди чуть желтоватого электрического сияния Наташа обнаружилась в белом невестином наряде. Наряд двадцать лет тихо пролежал и от этого белизну свою кое-где потерял, стал вроде как чайная роза или слоновая кость.

Петр. Всё. Я ушел.
Дэвид. Спокойно. Все ведут себя спокойно. Я имел с вами сеанс моей терапии. Вы же все поняли.
Валерушка. А вы-то сами женатый?
Дэвид. Я? Был женатый. Теперь нет.
Валерушка. Значит, была жена. И свадьба была.
Дэвид. Да, жена. По прозвищу "римский профиль", потому что каменная была.
Иван Николаевич. Давайте сразу к столу, так вернее будет.


И все гуськом к столу потянулись, стараясь ступать потише, и возле стола полукругом встали, этакой подковой.


Дэвид. Уже пора садиться или еще пора? Я забыл, как правильно.
Иван Николаевич. Кто же знает, как правильно. Думаешь - уже, ан глядь - оно, оказывается, еще.


И все на Наташу посмотрели.


Петр. Ну чего там, Наталья, приглашай садиться, люди зря стоят.
Наташа. А они кто?
Петр. Друзья мои.
Наташа. Большинство друзей неустрашимого Билла были убийцами.


Все вздохнули и сели.


Иван Николаевич. Чем тут нас угощают? Давайте, Дэвид, я вам закуски положу.


Тарелку у Дэвида взял и с разных блюд все подряд стал на нее складывать.


Дэвид. Спасибо... То есть пожалуйста... Это слишком много.
Иван Николаевич. Закусывать надо обязательно. Закусывать мы вас первым делом научим. Или вам что не нравится?
Дэвид. Вот эта мертвая рыба...
Валерушка. Селедка?
Дэвид. Зачем у нее голова?
Валерушка. А для красоты. Как живая выходит.
Иван Николаевич (крышечку с бутылки снял и всем ровненько налил). Выпьем. Для почина за наш город. У нас город, что говорить, хороший. У нас до войны даже евреи жили.


Все рюмки подняли и чокнулись. И Валерушка в стакан себе воды налил и этим стаканом со всеми чокнулся. Только Наташа рюмку не взяла.

Дэвид (осторожно закуску попробовал). О, вкусно! Это вкусно!
Иван Николаевич (по второй разлил). Выпьем за нашего гостя.


И снова все чокнулись и выпили. На Наташу не посмотрел никто.


Дэвид. Хорошая водка.
Петр. Легкая.
Иван Николаевич. Вот я служил сразу после училища на Севере. На Онеге. Или на Печоре? На Онеге или на Печоре. Но такое это было гиблое место, что с остальным миром сообщалось только водой. И вот раз в месяц приходила баржа. И поверишь, на ней одеколон молочными флягами завозили. У меня с тех пор на молочные фляги рвотный рефлекс.
Петр. А на одеколон?
Иван Николаевич. Не, одеколон я потом пил, из пузырька, правда. А вот фляги эти видеть не могу.
Дэвид. Я не понял про фляги.
Петр. А еще лечить нас лезет, он и одеколона-то, небось, никогда не пил.
Иван Николаевич. Гостя не обижай.


И снова водку по рюмкам разлил.


Валерушка. Я тоже помню про плохое сообщение. За нами вертолет вовремя не прилетел, и мы уже без еды были...
Петр. Не надо про это.
Валерушка. Нет, я что хочу, - мы тогда в вертолет с ребятами играли, я был дверцей, мной хлопали.
Петр. Я сказал - не надо!
Валерушка. Все, все, больше не буду.
Дэвид. А я сказал, - вести себя спокойно. Не испытывать раздражения, не перебивать, говорить по очереди, не мешать другим. Всегда и везде вести себя мирно.
Валерушка. Всегда и везде не получится. В горах одни азиатцы - народ темный, зверский, с ними миром никак нельзя.
Петр. Валерка, я сказал.
Валерушка. Тогда я про другое расскажу. У нас в пионерлагере было соревнование по яичнице. Кто скорее и правильнее сделает. Сколько мы яиц зря переводили! Валерушка Пророков всегда побеждал. Я люблю всякие игры. Теперь так, наверное, не соревнуются. И пионеров больше нет. Похилилось всё.
Дэвид. Ты, извини, закончил говорить?
Валерушка. Я всегда извиню.
Дэвид. Тогда надо предложить тост за хозяйку этого гостеприимного дома.
Иван Николаевич. Наталья Владимировна, пьем за вас.


И в руку ей рюмку вложил.
И все выпили. И Наташа выпила и посмотрела на Дэвида.

Наташа. Если во сне в тебя стреляют, жди гостя издалека.
Дэвид (еще что-то осторожно съел). Очень вкусно.
Иван Николаевич. За такого гостя можно и повторить.

И снова принялся водку разливать.
Дэвид свою рюмку ладонью прикрыл, но Иван Николаевич руку его твердо так отвел.
Ни-ни-ни, тостуемый не пить не может.
Дэвид. Нет, нет. Я и так слишком много алкоголя...
Петр. Иван Николаевич, не неволь человека.


Петр чокнулся с Иваном Николаевичем, и они, посмотрев друг другу в глаза, выпили вдвоем. Потом глаза в тарелки опустили и за закуску принялись.

Дэвид. Почему столько пить, я понимаю. Стресс из-за войны. Но почему столько есть?
Валерушка. Что же они, алкоголики, - без закуски пить?
Дэвид. То есть у вас пьют и едят пока - как это? - пока хватит?
Петр. Не пока хватит, а пока всё.
Наташа. Петр, что же ты на меня не смотришь?
Петр (еще ниже голову к тарелке склонил). Что мне на тебя смотреть, я на еду смотрю.
Наташа. Нравится тебе моя готовка?
Петр. Нормально.
Наташа. Я каждый день буду готовить, что ты любишь.
Петр. Я дикобраза люблю. Мясо у него вкусное, вылитый поросенок. Его убьешь, иглы все повыдергаешь, посолишь, глиной обмажешь и в угли зарывай. А можно иглы и не дергать, главное, не забыть выпотрошить его. Потом глину отобьешь, и вперед - объедение.
Наташа. Дикобразы домашние не бывают, их на балконе не удержишь.
Петр. Я все приручить их хотел - дохлое дело. Характер у него нелюдимый. А голос... вроде тихо так кто стонет. Или визжит. Но вкусный... Это потому, что ест одни фрукты да корешки. Дряни в рот не возьмет.
Валерушка. Еще скажи, что ты ел синее мясо попугаев.
Иван Николаевич. Говорят, в войну воробьев ели.
Петр. Чего там есть?
Иван Николаевич. Все.
Дэвид. Воробьев не едят.
Иван Николаевич. Я тебе больше скажу, вот Якутию взять, тоже можно жить. Там они лошадей разводят, лохматых таких, меховых... Шея у них короткая, злые.
Валерушка. У кого шея короткая, всегда злые.
Иван Николаевич. Да. И коровы у них тоже меховые. В теплых стойлах зимуют, с печкой. Я везде был. Я даже конину ел. Ничего, нормально.
Дэвид. В Якутии должно быть холодно?
Иван Николаевич. Зимой и тут холодно. А летом в Лене купаются.
Петр. Ну, я так не могу. Я подавлюсь. Наталья, не смотри на меня!
Наташа. Хорошо.


И глаза опустила.


Дэвид. Нельзя кричать, нельзя повышать голос. Это важное для исполнения правило.
Иван Николаевич. Верно. Не кричи - раз. И будь корыстным - два. Никогда не будь жадным, всегда будь корыстным, и жизнь твоя сложится правильно. Я не говорю - хорошо, я говорю - правильно.
Дэвид. Иван Николаевич...
Иван Николаевич. Что - Иван Николаевич? У меня контузия внутренних органов и только. Я как старший с ними рядом был и психикой своей удовлетворен.


И разлил твердой рукой по рюмкам. И выпил.
И Петр выпил. И Дэвид тоже машинально выпил. А выпив, с удивлением на пустую рюмку посмотрел и очень осторожно начал ее на столе устанавливать.

Петр. Она смотрит! Смотрит! Смотрит! Из-под ресниц смотрит!


Дэвид пустую рюмку на стол опрокинул.

Валерушка. Теперь злой сделается, как волк.
Дэвид. Или ты, Петр, не кричишь, или я беру свой чемодан и уезжаю.
Иван Николаевич. Не кричи, Петро, не обижай гостя. Он не привык еще.
Валерушка. Вы, Дэвид, не глядите, что он злобится, он добрый-добрый.
Петр. Цыц ты!
Валерушка. Он мне вишенки покупает. Я в госпитале ужасно как вишенек хотел. Даже в бреду мне все высокое такое вишневое дерево чудилось, и вся верхушка у него от ягод красная.
Петр. Валерка! Заткнись!
Валерушка. Вон он шумит теперь, а сам тайно купит и мамаше моей отдаст. Для меня.
Петр. Не ври!
Валерушка. Я сам слышал, мамаша соседке объясняла. Та спрашивает: что это у вас, как ни зайдешь, всегда вишня в мисочке? А мама ей...
Петр. Я тебя, гад, удавлю!..


Петр вскочил, и Валерушка вскочил, стулья их попадали: бух!-бух! И побежал Петр за Валерушкой вокруг стола раз за разом - топот и сопение.

Дэвид. Остановиться! Успокоиться! Расслабиться!
Иван Николаевич. Да ты сам, Давидка, расслабься. Они побегают и перестанут.
Дэвид. Да ведь надо...
Иван Николаевич. Ничего не надо.


И водочки ему аккуратно налил. И себя не забыл. Рюмку Дэвиду в руку вложил, свою рюмку поднял. Потом руку Дэвида с рюмкой чокнул и чокнулся с ним.
И они выпили.


Дэвид (буйну голову кулаком подпер и затосковал по-своему). I could not make them understand a word I said. An ideal of servise and fellowship. That?s terribly funny.

Тут Петр и Валерушка бегать прекратили и, как послушные дети, стулья тихонько подняли и на свои места уселись.
Your mind is in danger! That wouldn?t hurt much. Oh, well, it doesn?t matter, then.
Петр. Он так теперь и будет на этой птичьей фене разговаривать?
Валерушка. Чего ты на меня не смотришь? Чего? Рассердился? Давай замиряться. Ну, агунюшки, Петруша!
Петр. Да ну тебя.
Валерушка. Не "ну"! Не "ну"! А в глазки мне посмотрел! Ага!
Дэвид. Temper discretion with deceit. I forgot, and it was too late.


Тут грянул выстрел. И всех мужчин сдуло под стол. Только Наташа вскочила на ноги: в высоко поднятой руке у нее победно дымилась бутылка шампанского.

Наташа. Пора выпить за молодых!


Первой из-под стола голова Петра показалась.


Петр. Это что? Это шампанское, что ли?
Наташа. Шампанское! Самый свадебный напиток!


И в стаканы его всем налила, а Петру, чтобы не сомневался, еще немножко на макушку.
Петр ладонью макушку вытер, потом ладонь к носу поднес, понюхал. Из-под стола голова Дэвида показалась.

Петр. Это шампанское. Точно.


И ладонь свою Дэвиду под нос сунул.


Дэвид (понюхал и повернулся к возникшей голове Ивана Николаевича). Это не был выстрел. Это был звук откупоривания бутылки шампанского. Ничего опасного.
Иван Николаевич (поворотился к чуть показавшейся голове Валерушки). Не бойся, Валерка, это мирное шампанское. Всю жизнь я его не люблю: шум дает и в нос ударяет, а крепости никакой.
Валерушка. Все равно страшно, страшно, ах, как страшно.


И лицом в скатерть зарылся.


Наташа. Ну, выпьем. За любовь!

И своим стаканом о каждый стакан на столе туп-туп-туп - стукнула. И выпила.


Горько, ой, как мне горько!

Наклонилась через угол стола, обняла Петра и поцеловала прямо в губы.
Петр сначала замер, а потом стал вырываться, выбираясь из-под стола.
Иван Николаевич. Прекратить амуры! Что за безобразие?
Петр (во весь рост вскочил, Наталью оттолкнул). Валерка! Пошли отсюда!

И стал Валерушку тянуть-поднимать.

Валерушка. Не хочу ничего. Страшно мне, страшно.

В скатерть вцепился, и она за ним потянулась.
Посыпалась на пол посуда: дзынь! - дзынь! - дзынь! Наконец его пальцы разжались, и Петр Валерушку увел. Наташа с места не двинулась, только руки вслед протянула.

Наташа. Петр! Петр! Ты куда?
Иван Николаевич. Постыдитесь, взрослая женщина.

Встал, стулом громыхнул.


Портретика даже не повесила, мамаша!

И ушел.
Наташа руки опустила.
Т и ш и н а .

Дэвид (поднялся, полный круг на месте сделал). Аll the merry throng melted away?
Наташа. Ты кто?
Дэвид. Дэвид Клайв.
Наташа. Откуда?
Дэвид. Из Америки.
Наташа. Зачем?
Дэвид. Не знаю. И где мой чемодан остался, не помню. Все дороги здесь сразу снегом заметает.
Наташа, Что же мне с тобой делать?
Дэвид. А что со мной можно делать?
Наташа. Чаю тебе для начала предложить или сразу в постель?
Дэвид. Чаю - нет, чаю не могу, я и так сегодня пил слишком много жидкости. Если это не нарушает русских обычаев, я бы хотел сразу лечь.
Наташа. Лечь он хотел бы! Ишь какой! Лечь! Сразу! А Петруша ушел! Ушел!


И зарыдала.


Дэвид. Он давно ушел, почему ты плачешь теперь?
Наташа. Я плачу всегда!
Дэвид. А зачем ты носовой платок в комочек сворачиваешь? Это плохо. Вот тебе бумажные платки, плачь в них.


И аккуратный пакетик ей протянул.


Наташа. Пропала жизнь! Жизнь пропала!
Дэвид. Да возьми же - самый мягкий сорт.


И Дэвид из пакетика начал белые бумажки доставать, встряхивать и Наташино лицо ими промокать. А она снова лицо слезами заливает. Он промокает, а oна слезами заливает.





Внимание! Все права на опубликованные на сайте произведения принадлежат их авторам. Для получения официального разрешения на тиражирование или постановку пьес обращайтесь к авторам, к их агентам или пишите по адресу newdrama@theatre.ru
 
 Ассоциация «Новая пьеса», © 2001—2002, newdrama@theatre.ru