—---------------------------------------

Русский Журнал: Вы не жалеете, что ввязались в это новое дело?

Эдуард Бояков: Не то что не жалеем — мы просто гордимся. У «Золотой маски» много проектов, обширная гастрольная программа, мы издаем книги, но «Новая драма» — наш любимый ребенок. Мы придумали его вместе с Центром документальной сцены, который возглавляет Елена Гремина, и МХАТом имени Чехова.

РЖ: Первый фестиваль довольно разнообразен по программе, можно было увидеть и пьесу Надежды Птушкиной, и «Пластилин». Такая разношерстность программы сохранится ли в будущем? И на какой стадии сейчас подготовка фестиваля 2003 года?

Э. Б. : Подготовка в разгаре, фестиваль состоится в сентябре в Москве и в одном из российских городов. Мы сейчас думаем, какой город выбрать. Первый фестиваль прошел в Москве и в Нижнем Новгороде. Был большой успех, но мы хотим представлять фестиваль в разных городах — крупных культурных центрах. Я думаю, что это правильно. Фестиваль обращен к русскому языку, к русской драматургии, нельзя оставлять все какому-то одному городу. Второй, третий фестивали, развиваясь, будут избегать программной разношерстности. Первый таким и должен быть, максимально широким, разным. Мы решили пригласить спектакли по пьесам, написанным за последние 15 лет.

РЖ: В следующий раз сроки сузятся?

Э. Б. : Мы всегда будем брать пьесы, написанные за последние 15 лет. И спектакли, поставленные в последние 3—4 года. Потом выйдем на обычный сезонный режим. 

РЖ: Вы ориентируетесь на драматургию, которую принято называть шокирующей, радикальной? Будет ли на фестивале то, что можно назвать секцией коммерческой драматургии? Не секрет, что русская современная пьеса до последнего времени фигурировала только как основа для антрепризных постановок?

Э. Б. : Серьезный театр потерял связь с современной драматургией. Когда Гинкас или Фоменко говорят, что их не интересует современная драматургия, — это их право. Крупные мастера способны реализовать себя и сделать что-то важное, обращаясь к классическим произведениям, но театр не может сказать: «Меня не интересует современная российская драматургия». Кстати, отсутствие серьезных текстов — одна из серьезных проблем российского театра. Я надеюсь, что как раз этот уголок будет расти. Сейчас не коммерческая пьеса в резервации, а серьезная пьеса, крупные репертуарные театры боятся подходить к серьезным вопросам, ограничиваясь перемалыванием чеховских, достоевских сюжетов и тем самым прикрывая свою неспособность быть современными.

РЖ: Насколько иначе воспринимали фестивальные спектакли в Нижнем Новгороде?

Э. Б. : Конечно, реакция разная, но она очень активная и позитивная, люди соскучились по социальному театру, который не дистанцирует себя от зрителей. Без коммерческого репертуара театр не полон, и без серьезного — тоже. Когда эти направления соединятся, театр только выиграет. В Кирове, где мы провели только что фестиваль «Новая драма», наш проект был представлен наряду с разными другими событиями, включая творческие вечера известных актеров и музыкантов. После фестиваля провели опрос зрителей, и наша «Новая драма» набрала около 400 голосов, а следующим в списке шел какой-то концерт, набравший 50 голосов. Российский театр устал от антрепризных подделок.

РЖ: Когда вы начинаете думать о фестивале в том или ином городе, вы не думаете привлекать к участию сам город? Может быть, драматургов, живущих в этом городе и пишущих в стол.

Э. Б. : Так произошло в Тольятти, там есть драматургическая школа, которая собирается вокруг альманаха «Майские чтения» и, представляя в ноябре новую драму, мы представили и наших коллег. Мы выступили посредниками между тольяттинской публикой и драматургами. В Москве много интриг, зависти, злобы, а когда мы приезжаем в другие города, мы понимаем, что делаем серьезное дело.

РЖ: Мне кажется, еще недавно вы сами считали, что современной драматургии нет. Нет ничего, заслуживающего внимания. Какая череда событий заставила вас поменять точку зрения?

Э. Б. : Я думаю, ты ошибаешься. В 1988 году я начал работать завлитом в Воронежском театре, с тех пор интересуюсь современной драматургией, ничего специального и конкретного не произошло. Что касается каких-то событий, серьезных текстов — безусловно, они существуют, я думаю, появилось как минимум два выдающихся текста. Правда, одна из драм неудачно попала в Москву, я имею ввиду «Анну Каренину-2», текст Олега Шишкина, сиквел толстовской «Анны Карениной». Но представлен он был не в той эстетике, в которой должен был представляться. Второму повезло больше: я имею ввиду текст Михаила Угарова, который написан по мотивам «Обломова», который он сам и поставил. Такой символический парадокс. Драматурги настолько устали от невнимания к их работе, что вынуждены ставить сами. Спектакль, получивший уже несколько премий, попал в номинанты на «Золотую маску».

РЖ: А пьесу Сигарева ты не считаешь таким событием?

Э. Б. : «Пластилин»? Нет, не считаю. Он сыграл роль мостика между современным театром и драматургией, важную практическую роль. Но как явление литературы я не оцениваю его так высоко. Но меня радует, что наконец-то наш драматург получил престижную премию. Впервые в истории премии “Evening standard” (это — крупнейшая английская газета, вручающая призы в разных номинациях) приз самому перспективном драматургу выиграл иностранный автор, житель уральского города, ученик Николая Коляды. «Пластилин» — современный Коляда, который глубоко и нелицеприятно говорит о каких-то социальных явлениях. Я думаю, что англичане клюют на это, им это нужнее. Они до сих пор воспринимают Россию так, будто в ней происходят гулаговские ужасы.

РЖ: Российское театральное агентство Давида Смелянского, если я не ошибаюсь, в пору своего рождения существовало не только как театральное агентство, но и как авторское общество, которое приобретало права на пьесы, а потом продавало их. Когда вы начинали работать с новой драмой, вы не думали о такой возможности?

Э. Б. : Мы хотели бы двигаться в этом направлении. 

РЖ: Это будет альтернатива российскому авторскому агентству или вы не претендуете на их лавры?

Э. Б. : Я думаю, это будет нормальный здоровый конкурент.

РЖ: Когда вы устраиваете фестивали в российских городах, в афишах появляются спектакли, которые не являлись даже номинантами на «Маску». Нет ли какого-то несоответствия в том, что «Золотая маска» — и премия с фестивалем, и продюсерская организация?

Э. Б. : Представляя фестиваль в российской провинции, мы не говорим, что это — лауреаты или номинанты. Мы говорим, что это театры, которые участвовали в фестивале. Поэтому можем показывать другие спектакли.

РЖ: «Маска» в будущем году пройдет в Петербурге. Насколько вероятно, что Москва увидит большую часть программы?

Э. Б. : Москва увидит почти все. Что касается критиков, продюсеров, режиссеров, мы всех будем звать в Питер.

РЖ: В списке номинантов нынешней «Маски» немного спектаклей на большой сцене и почти в два раза больше в так называемой малой форме. Это отражает сегодняшнюю ситуацию, в которой режиссерам скучно работать на больших сценах?

Э. Б. : Ситуация все-таки меняется. Просто легче угодить критикам и специалистам, делая спектакли на маленьких сценах.