ОН ОСТАЛСЯ В ДЕТСТВЕ [«Облом офф» Михаила Угарова (Центр драматургии и режиссуры) в петербургских показах «Золотой Маски»]
«Облом off» Михаила Угарова явился «Золотой маске»
Смена (СПб) (15-04-2003)
ЭТО ДЕБЮТ известного московского драматурга Михаила Угарова в режиссуре. Спектакль появился в Центре драматургии и режиссуры Алексея Казанцева. ИЛЬЯ Ильич у Угарова не болен обломовщиной, а, если можно так выразиться, здоров ею. Обломов последний нормальный человек в ненормальном мире. Илья Ильич человек цельный, а большинство людей лишь половинки, четвертинки, осьмушки и так далее. Ибо каждый из них раскрывается жизни ровно настолько, насколько того требует его социальная функция. Вот и суетятся на земле функции от людей, а Илья Ильич, не растерявший за годы ни единого из детских воспоминаний, позволяющий жизни плавно протекать сквозь себя, он не суетится. Он как раз для этого на диване в халате и лежит чтобы мир его не поймал, не «засалил» в салочки и не «запятнал» в пятнашки. А если, боже упаси, мир непрошеным гостем вторгнется в его мирок, так Илья Ильич и тут ни за что не растеряется сложит ручки домиком над головой, как в детстве, считайте надежно спрятался.
Несмотря на то что концепция спектакля Угарова несколько схематична, герои получились обаятельными, со своими историями, включенными в общий поток жизни. Илья Ильич в исполнении Владимира Скворцова временами очаровательное инфантильное создание, чудом сохранившееся (все благодаря животворной авторской философии) в теле рослого здорового мужика. Маниакальная ребячливая непосредственность Илюши ближе, скорее, не поэтике первоисточника Гончарова, а большому любителю «детских слезинок» Достоевскому Ф. М. и его идиоту. Так мил, что уже почти противен. Собственно, Угаров, кажется, слегка «передернул»: в великой русской литературе по-настоящему взрослых людей мало, а вот в обворожительных инфантилах недостатка как раз нет.
Не менее (а на мой вкус, и более) любопытным персонажем истории стал Андрей Штольц в ярком исполнении Анатолия Белого. Здешний Штольц это такой человек, который Илью Ильича великолепным образом понимает (недаром детство у них общее), драматически переживает свое «грехопадение» во взрослую жизнь, но рядом лечь на диван с другом не в состоянии. Оттого что силы в нем бродят не менее иррациональные, чем Илюшина философия. Что-то вроде «воли к жизни» недаром же Андрей у нас немец (легчайший акцент, изящно стилизованный Белым, прелесть что такое).
Лилия Шитенбург