— Эдуард, вот уже три месяца, как Петербург перестал быть для вас просто городом мечты и превратился в делового партнера. Как «Золотая маска» чувствует себя у нас?

 — У «Золотой маски» в Петербурге очень много друзей. К «Маске» замечательно относятся Кирилл Лавров, Зиновий Корогодский, Валерий Гергиев, Лев Додин, Владислав Пази, Борис Эйфман. Это создает тот позитивный фон, который помогает решать проблемы. Нас ждут в Доме актера и готовы нам всячески помогать. В Петербурге фантастический Дом актера — роскошный дворец на Невском проспекте, — такой Москве не снился. Сейчас с приходом нового руководства он начинает оживать. Надеемся, что наш фестиваль тут сработает как дополнительный импульс. В Доме актера должен возникнуть фирменный петербургский актерский стиль неофициального, домашнего общения. 

 — Вечеринка, посвященная объявлению афиши фестиваля в клубе-ресторане «Джаката», отличалась подчеркнуто молодежным стилем, да и количество молодых актеров на ней в несколько раз превышало число мэтров. Это принципиальная позиция «Золотой маски»?

 — Статус национальной театральной премии обязывает нас принимать определенные политические решения. «Золотая маска» должна не иерархию воспроизводить, а процесс отражать. Несмотря на то, что сейчас существует достаточно сильное в художественном смысле поколение театральных олигархов, мы сегодня живем уже в другом времени, в другом театре, в другой художественной реальности. Сейчас Женя Гришковец со своим спектаклем «Планета» получил феноменальную прессу и потрясающий успех у публики на Венском театральном фестивале, хотя руководит им Люк Бонди, мэтр, мировая звезда. Именно в Гришковце нуждается директор знаменитого Авиньонского театрального фестиваля. Для европейских театральных деятелей Гришковец — это и есть современный русский театр. И дело не только в современной интонации, а в творческой честности, адекватности. Все это есть у Жени, но у него нет собственного штата, юридического лица, государственной дотации. Ничего этого нет и у Михаила Угарова, Елены Греминой, Кирилла Серебренникова. Это я называю только драматургов и режиссеров, определяющих нынче театральный процесс. Но ведь возникло уже и целое поколение актеров, которые с официальным театром находятся в особых отношениях. Лене Морозовой, Вике Толстогановой, Ире Гриневой, Саше Усову, Артему Смоле совершенно не нужно состоять в какой-то определенной труппе, чтобы делать то, что они хотят и могут делать. Очень показательный пример — Макс Суханов — грандиозный актер, у которого собственный бизнес, который сам снимает кино как продюсер, который придумал первый закрытый актерский клуб. Эти люди ни у кого ничего не просят. Я имею дерзость причислять себя к этому поколению. Мы не будем связывать себя по рукам и ногам ради какой-то отметки в трудовой книжке. Нам это не нужно.

Еще десять лет назад понятие «молодая режиссура» было связано с Питером, с такими именами, как Праудин, Козлов, Дитятковский, Крамер. А сейчас инициативу явно перехватила Москва: на арену выходят тридцатилетние. Это люди, которые заражены микробом свободы, они уже не станут ни под кого подстраиваться, не будут работать нечестно, не по-настоящему. Это ближайшее будущее российского театра. Так что через три-четыре года «Золотая маска» будет уже совершенно другой.

 — Насколько громко голос этих молодых зазвучит на нынешней, петербургской «Маске»?

 — Достаточно громко. Ну вот, например, спектакль упомянутого Гришковца «Дредноуты». В афише в качестве площадки указан Театр «Балтийский дом». А в Москве этот спектакль принципиально не играется в театре, он идет в клубе. Люди покупают билеты за приличные деньги не для того, чтобы потанцевать, а для того, чтобы послушать, как человек будет рассказывать про морскую битву, которая произошла сто лет назад. Для этих людей, достаточно уважаемых и обеспеченных, принципиально, что это не театр, а клуб, потому что театр ассоциируется с другими, не очень приятными вещами.

Очень важное название в афише — «Откровенные полароидные снимки» Кирилла Серебренникова по пьесе Марка Равенхилла. Это темы, ситуации, конфликты, антураж современной урбанистической жизни со стрип-барами, наркотиками, несчастными гомосексуальными любовями, но это еще и тот уровень драматургии, которого нынешней российской драме пока не хватает.

«Облом off» — спектакль, который драматург Михаил Угаров поставил сам по собственной пьесе; такая практика — большая редкость в России, но очень распространена на Западе. Угаров — это как раз тот уровень свободы, когда человек не испытывает никаких комплексов перед тем, чтобы заново переписать классический роман Гончарова. На мой взгляд, это оригинальная пьеса, написанная интересным постмодернистским приемом: в свое время французский культуролог и социолог Леви-Стросс ввел термин «бриколлаж», характеризующий новое мифологическое сознание, когда художник не нуждается в выдумывании «атомов», а может использовать для своих конструкций какие-то уже существующие куски, сюжеты. А то, что у Угарова может звучать матерное слово, которое никогда не возникло бы у Гончарова, или появиться какой-то суперсовременный герой, воспринимается абсолютно естественно. Западный театр давно прошел эпоху увлечения нарочитой театральностью, клиповостью, рекламными технологиями и снова сосредоточился на слове. В России этого еще очень мало, и в этом смысле спектакль Угарова тоже очень важен. Другой полюс художественной независимости и честности — работы покойного Жени Панфилова, — его театр тоже присутствует в программе «Маски». В эту же компанию для меня абсолютно вписываются Антон Адасинский и группа АХЕ. 

Что касается музыкального театра, то одно из самых важных названий — «Поворот винта». Опять-таки, нужно быть очень свободными людьми, чтобы в музыкальной антрепризе поставить оперу Бриттена. У Михаила Бертмана в «Геликон-опера» появился спектакль «Лулу» А. Берга — первое обращение российского театра к величайшей опере XX века и первый ее перевод на русский язык. Конечно, неловко говорить сегодня о первой постановке «Лулу», но, тем не менее, это свершилось, и у российской публики появится счастливая возможность названную оперу услышать. Вторая московская постановка — «Мадам Баттерфляй» в Театре Станиславского и Немировича-Данченко с Ольгой Гуряковой, которую в Петербурге знают и любят. Будет и еще один необычный проект — спектакль «Норма» (копродукция российской продюсерской компании и армянского Театра оперы и балета им. А. Спендиарова), в котором представлена замечательная армянская школа белькантового пения. Еще в афише — два спектакля питерских режиссеров: Степанюк поставил «Кармен» в Новосибирске, а Юрий Александров, многократный лауреат «Золотой маски», — «Мадам Баттерфляй» в Ростове: только что выстроенный там огромный оперный театр моментально заявил о себе — кстати, художник постановки тоже петербуржец, Вячеслав Окунев.

 — По какому принципу в число номинантов попадали мэтры традиционного театра?

 — Я совсем не хотел сказать, что старый добрый психологический театр умер. То, что Гинкас, Калягин, Райкин, Шапиро могут выиграть оттого, что им в спину дышат молодые, — несомненно, это дает им драйв, необходимый, чтобы двигаться вперед. Их присутствие в числе номинантов — лишнее тому доказательство.

Жанна Зарецкая