ДИСЛЕКСИЯ. В Москве завершился второй фестиваль современной драматургии «Новая драма»
Российская газета (30-09-2003)
ДВУХНЕДЕЛЬНАЯ эпопея «Новой драмы» окончилась традиционной раздачей слонов. Повторяя опыт первого фестиваля, награды были присуждены в номинациях «Новое слово» и «Новое дело». Жюри под руководством актрисы Ингеборги Дапкунайте после долгих и бурных споров вынесло свой вердикт: новым словом в современной драме была признана пьеса Людмилы Петрушевской «Бифем». Написанная около 10 лет назад, она была впервые поставлена в Швеции Лив Ульман. В России ужастик о двухголовом монстре дочери-матери поставил сын драматурга, известный телеведущий Федор Павлов-Андреевич. Сочиненный в духе авангардистского перформанса 20-летней давности, спектакль скорее демонстрирует глубокую отсталость русского театра, чем его актуальность и жизнеспособность.
Впрочем, это вполне российская традиция создавать клоны давно отживших идей и стилей. Блестящий молодой комик, актер РАМТа Павел Деревянко и актер Театра им. Вахтангова Филипп Григорьян играют по очереди роль матери, а за дочь работает Нина Ипатова. Тоска по авангарду неискоренима в культуре, но ее невозможно осуществлять безответственно. Авангард предельный жест, если же это не так, то он претенциозен и подражателен.
Интересно, что новым словом вовсе не была поименована пьеса Максима Курочкина «Трансфер». Экзотический сюжет о путешествии нашего современника Цурикова в ад, о мистических токах, пронизывающих заурядную жизнь, о странном и скорбном бесчувствии к ним придуман и рассказан Курочкиным занятно и талантливо. Но его усилия оказались незаметными для жюри, в то время как претенциозная риторика Петрушевской была объявлена новым словом.
Не менее странными оказались результаты голосования в номинации «Новое дело». То, что спектакль «Кислород» Ивана Вырыпаева будет отмечен, не сомневался никто. Он справедливо получил гран-при за лучшее воплощение «нового слова» в «новом деле». Да и что удивляться исполнитель главной роли сам сочинил собственный текст, режиссер Виктор Рыжаков только помогал ему увидеть себя со стороны. Вырыпаев поет, выкрикивает, вытанцовывает пронзительную историю своего героя предельное состояние 30-летнего жителя провинции, отравленного отчаяньем и наркотиками, бессмысленностью существования и попыткой прорваться к смыслу. Его текст страстная медитация героя на тему десяти библейских заповедей. Убить или не убить, любить или не любить вечные истины проходят сквозь призму страшной исповеди отравленного страной молодого человека. Сам Иван Вырыпаев глубоко убежден, что бывают времена, когда нужно говорить с публикой на языке документального факта, обнаруживать и представлять социальные язвы времени. И что именно сейчас такие времена. Его исповедь попытка рассказать о жизни юнцов за пределами Садового кольца. Она трогает энергией и страстью, глубоко родственными стихии рок-музыки. Не случайно он строит десять диалогов (его партнерша актриса Арина Маракулина), как десять песен. Его оппонент сам Господь Бог. Он пытается существовать предельно. Но его попытка ограничена ничем иным, как желанием сказать «новое слово». Он объединяет свой опыт в опыт поколения: он напоминает о наркотиках, о бездарных властях, о цинизме мира, об отсутствии корней. Его выбор вознагражден интересом публики, которая жаждет обобщений. Смотрите думают социологи и театроведы, это поколение. И вот уж пишутся трактаты.
Смотрите это поколение, и вот уж худруки театров знают, что им брать в репертуар. Идти клином всегда полезнее и выгоднее, чем держаться собственной дороги, помятуя о предшествующих временах в культуре. Кажется, сегодня именно так реализует себя понятие «новая драма».
Между тем подлинно индивидуальным жестом в программе фестиваля был монолог «Я. .. она
не я
и я», написанный Климом для Александра Лыкова. Лыков в нем вернул театру право говорить о вечном как интимном, об экзистенциальной тоске как сущности театра, о себе как о клоуне Божьем, вне всяких социальных детерминаций. Его исповедь в каком-то смысле отповедь Евгению Гришковцу и Ивану Вырыпаеву с их поколенческими амбициями. Он утверждает ценность предельного и абсолютно индивидуального человеческого жеста.
Но вовсе не эта сокрушительная актерская работа, о которой мы писали в прошлом номере «РГ», была отмечена как лучшая на фестивале «Новая драма». Лучшими актерами были признаны Артем Смола и Ольга Лапшина в спектакле Владимира Агеева по пьесе братьев Пресняковых «Пленные духи» в Центре драматургии и режиссуры. Сами молодые екатеринбургские драматурги также были отмечены спецпризом жюри. Содержание этого приза не вполне ясно. Вероятно, они вошли в номинацию как авторы самых нашумевших в прошлом сезоне современных пьес «Терроризм» и «Пленные духи».
Лучшим режиссером признали Михаила Бычкова, режиссера Воронежского Камерного театра, за его спектакль «Две маленькие пьесы» по текстам грузинского драматурга Лаши Бугадзе и тольяттинца Вячеслава Дурненкова.
Скромная, неяркая, но вполне добротная работа воронежского режиссера вызвала симпатию по большей части за приверженность новой драме: весь прошедший театральный сезон у него в театре был ознаменован работой над текстами современных авторов.
Там, где призы не выдавались, было гораздо интереснее и веселее: самая молодая театральная площадка Москвы «Театр.doc» представила свой прошлогодний опыт документального театра. В нем особым интересом публики был отмечен проект Михаила Угарова «Борьба молдаван за картонную коробку», построенный на интервью с молдавскими гастарбайтерами в Москве. В течение всего фестиваля также шли читки и обсуждения пьес молодых драматургов, вызывая горячие споры и дискуссии.
Международная часть программы также была отмечена самыми неожиданными подарками от яркой работы известного латышского режиссера Мары Кимеле «Темные олени» до пролетарской оперетты «Судий, 19. Угольная болезнь легких», в которой под живую музыку Никоса Бриско американский драматург Рут Марграф поет и рассказывает о странствии семьи переселенцев-протестантов по Америке.
Фестиваль «Новая драма» окончен, выявив одну существенную проблему современного театра отсутствие шкалы ценностей, своеобразную дислексию, нечувствительность к письменному слову как основе сценического повествования. Нарушено и представление о ценности актерской работы. Все поставлено в зависимость от кураторских жестов и идей. Впрочем, и они могут быть интересны как идеологическая и художественная провокация.
Благодаря им публика и люди театра могут сделать свои выводы о новой драме и новом театре.
Алена Карась