Драматургия Сорокина известна значительно меньше, чем его проза. Тем не менее: не будь ее, пейзаж новой русской драмы выглядел бы крайне скудным. Думаю, что Эдуард Бояков, продюсирующий, кроме «Золотой маски», фестиваль «Новая драма», знает это очень хорошо. Как и то, что для русского театра пьесы Сорокина до сих пор слишком радикальны, а постановки можно пересчитать по пальцам одной руки.

Что касается «Свадебного путешествия», то оно написано вообще не для нас: это пьеса на тему немецкой вины. Неудивительно, что в Германии ее ставил главный тамошний театральный экстремист Франк Касторф — и спектакль имел успех, причем не только скандальный. Радио «Немецкая волна», например, сообщало, что в саду рядом с театром «Фольксбюне» после премьеры стали подавать к русской водке настоящие соленые огурцы.

Тем, кто считает, что закусывать можно и маринованными, героиня пьесы Маша Рубинштейн ответила бы дивной фразой: «Если бы тебя сейчас услышали наши писатели-деревенщики, они бы тебя назвали бездуховным человеком».

Жаль, конечно, что из спектакля эта фраза исчезла, как и вся Машина ода соленым огурцам, где этот хороший продукт сравнивается, в частности, с первой любовью и падением Берлинской стены. Ну да ладно: потерялись, между прочим, и более важные вещи — например, жанр. «Свадебное путешествие» Сорокина — что-то вроде психоаналитической комедии; в подзаголовке автор уточняет — «водевиль в пяти актах». В том, что пьеса смешная, и есть, собственно, главный скандал — впрочем, больше для Германии, чем для России. 

У Сорокина Маша Рубинштейн, «еврейская беженка из Москвы 80-х», рассказывает в письме к подруге, как после нескольких лет ужасной эмигрантской жизни встретила мюнхенского красавца-миллионера Гюнтера фон Небельдорфа, который страдает сексуальным неврозом на почве исторической вины: его отец был штурмбанфюрером СС и вешал свои жертвы на крюках мясника. В качестве искупления Гюнтер учит иврит и собирает еврейское искусство и реликвии. Кроме того, он сильно заикается, а от Маши требует, чтобы она стегала его ремнем, повторяя при этом: «Вот тебе, мрамор! » Маша, в свою очередь, — дочь майора НКВД Розы Гальпериной по прозвищу Каблучок: Роза имела привычку бить подследственных в пах женской туфлей. Но Маша никакими сексуальными комплексами не страдает, а чтобы излечить от них Гюнтера, едет к знакомому психиатру Марку, который предлагает радикальную терапию: Маша и Гюнтер должны надеть форму своих родителей, взять памятные орудия пыток — крюк и туфлю — и проехать на «самом большом черном мерседесе» через всю Германию из Мюнхена к бывшей резиденции Гитлера в Оберзальцберге. Лечение проходит успешно, счастливые герои начинают заниматься нормальным сексом, пьют за Марка и Зигмунда Фрейда, но в финале психоанализ терпит полнейший крах: по дороге в фамильную часовню фон Небельдорфов Маша и Гюнтер встречают фургон с надписью «Мраморные свиньи», и механизм невроза запускается вновь — на этот раз уже необратимо.

«Свадебное путешествие», конечно, абсолютное счастье для теоретиков — от филологов до психологов или философов. Можно, скажем, сравнивать виды психических патологий, порожденных фашистским и коммунистическим прошлым: первая, по Сорокину, протекает по невротическому типу, вторая — по шизоидному (в пьесе Маша периодически разделяется на Машу-1 и Машу-2, а ее речь — отдельная радость для психоаналитика).

В театре заниматься таким анализом, вероятно, менее упоительно, но сложность для постановщика не только в этом. В отличие от немецкой психотравмы советская почти не отрефлексирована в общественном сознании, поэтому в России «Свадебное путешествие» заметно теряет и в актуальности, и в силе скандала. Разногласия Сорокина с коллегами по творческому методу (известно, например, что адрес психиатра Марка в пьесе — это реальный адрес одного из главных теоретиков соц-арта Бориса Гройса) и вовсе специальная тема. Впрочем, прелесть «Свадебного путешествия» еще и в том, что его можно читать, не вдаваясь ни в какие тонкости — и постановщики (вторым режиссером спектакля значится ученица Камы Гинкаса Илзе Рудзите) в них вдаваться не стали. Социальный психоанализ занимал их в последнюю очередь, а в первую интересовала, как ни странно, love story. В общем, «Свадебное путешествие» довольно неожиданным образом превратилось из водевиля в мелодраму о странностях любви.

В рамках избранной темы и поставленных задач все сделано грамотно. Андрей Смоляков в роли Гюнтера трогательно смущается, заикается и с глубоким достоинством фамильного аристократа несет свой комплекс вины. Оксана Фандера (Маша) азартно и вполне натурально изображает девицу нелегкой судьбы и легкого поведения. Действие помещено художником Юрием Хариковым в стерильное пространство (жалюзи и красный ковер с белым кругом посередине) — достаточно условное, чтобы дать понятие о символизме сорокинской пьесы, и достаточно гламурное, чтобы невзначай напомнить о статусе светского события. Костюмы — от Bosco di Ciliegi, как в «Отелло» Александра Зельдовича (там Эдуард Бояков был продюсером). Общими усилиями получилось, по-моему, нечто среднее между актуальным искусством и голливудским фильмом «Красотка» с Джулией Робертс и Ричардом Гиром; не сказать чтобы любо-дорого, но довольно мило.

Желание найти в сорокинских пьесах какие-то человеческие чувства, в общем, понятно: без этого русский театр, сколь угодно передовой, обойтись никак не может. Актерам хочется изображать характеры, а персонажи Сорокина — по большей части функции определенного типа речи. Хотя в этом смысле многое зависит от актерской школы: Игорь Яцко, один из ведущих актеров Анатолия Васильева, — единственный, кто играет в спектакле, можно сказать, по-сорокински: психиатр Марк вышел предельно гротескным. Остальные, включая режиссеров, слишком увлеклись мелодрамой. Впрочем, Владимиру Сорокину спектакль, говорят, понравился. Кто ж не любит мелодрам?

Олег Зинцов