Я привела сцену из спектакля «Изображая жертву», в том числе, чтобы слегка шокировать читателя и тем, может быть, заинтересовать. Но не только. Этот эпизод, на бумаге существующий в усеченном варианте, а в живую звучащий без купюр — один из самых сильных, ярких, правдивых моментов спектакля. Между прочим, положительных. Это эмоциональный выплеск героя — много повидавшего милиционера, не выработавшего, однако, в себе равнодушия к ублюдкам. Постановка «Изображая жертву» по пьесе братьев Пресняковых была представлена в екатеринбургском Театре юного зрителя в рамках проекта «За бетонной стеной» (для взрослых). Поскольку права на текст приобретены МХАТом, уральский театр ждал московской премьеры и собственную постановку выпустил в свет через день после нее.

Драма: новая

Вячеслав Кокорин

Еще несколько лет назад театральные деятели говорили о катастрофической нехватке современных пьес, в том числе этим объясняя засилие классики. Режиссеры усердно переводили на новый сценический язык давно известные, перепаханные тексты. Ситуация меняется. Драматурги оказались мобильны и откликнулись на социальный запрос. Екатеринбург сегодня позиционируется как настоящий «рассадник» современной пьесы. Здесь проводится ежегодный семинар по современной европейской драматургии в ТЮЗе, конкурс молодых драматургов «Евразия» под эгидой

Николая Коляды. На прошедшем в Санкт-Петербурге в сентябре фестивале «Новая драма» многие спектакли-участники имели то или иное отношение к Среднему Уралу, либо режиссерское, либо драматургическое. Вот как выглядит «новодраматическая» перепись Екатеринбурга: Николай Коляда, основатель целой школы, теперь уже и режиссер; его последователи

Олег Богаев,

Василий Сигарев, оба — лауреаты всяческих премий; отдельно возникшее, самостоятельно существующее явление братьев

Олега и 

Владимира Пресняковых.

Лондонские агенты Пресняковых подсчитали, что каждый день на земле где-нибудь да идет спектакль по их произведениям. В разных странах их спрашивали: «Почему вы, русские, написали про нас?». У братьев огромная коллекция изданных собственных пьес — ни одной на русском языке. В России спектакли по Пресняковым показывались долгое время за рамками разных фестивалей, в off-программах. Работая преподавателями Уральского госуниверситета, несколько лет назад они создали самодеятельный театр, дав ему в качестве прикола имя Кристины Орбакайте, но на широкую публику не выходили. Признание драматургов на родине началось с Московского художественного театра, в репертуаре которого сегодня три их пьесы. Дошло дело, наконец, и до «малой родины». На примере этих авторов и их первой официальной постановки в Екатеринбурге можно увидеть, чем новая драма отличается от старой.

Тема: актуальна до дрожи

Премьера пьесы «Терроризм» в Москве фатально совпала с «Норд-Остом». Создатели почти оправдывались: «Мы не думали о подобной злободневности». Но в том и заключается писательское, режиссерское чутье, чтобы подсечь событие еще до того, как оно произошло, уловить внутреннее движение до внешнего проявления. Пьеса братьев Пресняковых — об ощущении террора, насилия, страха. О мире, где все друг друга терроризируют, где террор существует не только на уровне взрыва самолетов, но и как бытовой, офисный, сексуальный, психологический — и тоже приводит к гибели. «Терроризм» в постановке разных режиссеров идет во многих странах.

«Изображая жертву» — спектакль о молодых, разорванных, распадающихся на части, не чувствующих себя на месте на этой земле. Он о детских страхах, взрослых комплексах, боязни внешнего мира. Драматургическая среда — повседневная жизнь и ее повседневные ужасы. Бытовые убийства свершаются походя, без трагедийного пафоса. Спектакль не только о конкретных действиях, но об ощущении губительности одних людей для других, даже самых близких. Пьесы Пресняковых, как и других ярких представителей новой драмы, это всегда нажим на сейсмически активные точки массового сознания. (Василий Сигарев, например, несколько произведений посвятил проблеме наркомании. ) По характеру сюжетов, обилию отрицательных персонажей, тяжелому антуражу происходящего это почти всегда «чернопись».

Стилистика: абсурд, сумбур, римейк, ремикс

Традиционный путь спектакля — плавное развитие сюжета по нарастающей — вряд ли подходит для новой драмы с ее смещением ценностей, зацикленностью на пороках и остротой до боли. «Изображая жертву» склеивается из кусочков, как мозаика. У героя необычная профессия: он изображает жертву в ходе следственных экспериментов. А в заключение осуществляет собственный «следственный эксперимент» на своих близких. Связь пестрых картинок неочевидна, пока не отойдешь на некоторое расстояние, чтобы обозреть произведение целиком. Некоторые критики называют подобный прием размыванием смыслов, театром не столько абсурда, сколько сумбура. Чего здесь действительно нет, так это разжевывания. Для новой пьесы характерен лаконизм.

Чтобы адекватно отразить авторскую стилистику, постановщики также не довольствуются традиционными приемами. Главный режиссер ТЮЗа

Вячеслав Кокорин перевернутость мира подчеркивает тем, что переворачивает зал и сцену, меняет их местами. Эксперименты со сценическим пространством новшеством может назвать лишь тот, кто последний раз посещал театр лет 20 назад, однако на сей раз удалось поймать истину. Наблюдение со сцены за актерами, действующими в зале, рождает совершенно особое восприятие спектакля. Оказывается, зал таит огромные выразительные возможности, до сих пор почти неиспользованные. Поскольку новая пьеса — это почти всегда трагифарс, стилистика классического реализма здесь неуместна.

Личностная особенность пьес Пресняковых, которая становится и знаком времени — множественные реминисценции. «Изображая жертву» повторяет сюжетную канву… «Гамлета». «Пленные духи» — своеобразный литературный анекдот, где действуют Блок, Белый и Менделеева. Недавняя премьера МХАТа «Воскресенье. Супер» — по мотивам романа Толстого. Драматурги активно работают со «второй реальностью» — литературой, настолько их не удовлетворяет реальность первая. А тем временем их собственные произведения продолжают жить в виде римейков и ремиксов, как уже произошло с пьесой «Половое покрытие».

Язык: шах и мат

Публичное использование (а искусства — публичны) ненормативной лексики вызывало, вызывает и, вероятно, еще долго будет вызывать схлест мнений. Критик

Александр Соколянский объявляет братьев Пресняковых зеркалом русской деградации, а об их манере изложения высказывается в таком духе: «Филологи по образованию, они выработали иммунитет к великой литературе». Лично я защищать мат ни на сцене, ни в жизни не собираюсь. Но готова признать очевидное: форма должна соответствовать содержанию. Есть материал, из которого подобная лексика вытекает органически. Существуют люди, которые не только говорят, но, наверное, и думают на «общероссийском диалекте», и если они становятся героями произведений, смешно заставлять их изъясняться дистиллированным литературным языком. Специалисты-филологи (не братья Пресняковы) к тому же поясняют, что в богатом и могучем русском языке наблюдается дефицит «приличных» слов, равных по экспрессии и силе русскому чувству. Кризис фразеологии кризиса. А поскольку новая русская драма препарирует именно кризисное состояние (общества, человека), ненормативная лексика для нее — почти норма.

Впрочем, язык современной пьесы характеризуется не одним наличием многоточий. Он не только качественно, но и количественно отличается от традиционного литературного. Раньше, когда материальная составляющая нашей жизни была тонка и однообразна, начинающих хозяек поучали: создать кулинарный шедевр из моря продуктов может любой, но только мастер — из ничего. Современным авторам приходится действовать в обстановке словесного минимализма, оперировать суженным словарным запасом. Немногим удается достичь выразительных вершин и психологических глубин. Например, Сигареву. Признаюсь, когда я в первый раз прочитала его известную пьесу «Пластилин», она едва не вызвала рвотный рефлекс. Когда же я прочитала ее во второй раз (в силу «производственной необходимости»), то поняла, как он талантлив. Минимумом слов (речь героев не бедна, она нища) он выражает все.

А по большому счету жаль. Язык в новой русской драме оказывается в проигрыше: от автора он получает шах и мат.

Будущее: новое и (или) старое

Честно говоря, от просмотра спектакля «Изображая жертву» катарсиса я не испытала. Но осень — время, богатое на премьеры: были и другие постановки. «Чайка» в театре кукол, «Птица Феникс» в Коляда-театре: в меру эпатажные, однозначно нескучные, первая — скорее для развлечения, вторая — больше для раздумий. Это все ближе к новой драме. Довелось посмотреть и классическую пьесу в академическом зале — «Августовские киты». Изысканное сценическое оформление, тонкая нюансная игра актеров — гармония во всем. Вот только непонятно, какое отношение к нам сегодняшним имело то, что происходило на сцене. Там, кстати, тоже изображали жертву, и куда благороднее, не убивая других, как у Пресняковых, а «убивая» себя. Но тема — неактуальная до дрожи. Стилистика — классического русского театра. Зато язык самый что ни на есть литературный. Добрая старая пьеса.

Так и зафиксирую сравнение: не «лучше» или «хуже», а «новая» и «старая». Можно выбрать. Альтернатива, кстати, не только для театра. На недавно завершившемся в Екатеринбурге фестивале документального кино «Россия» она тоже присутствовала. Один из организаторов фестиваля, известный документалист

Андрей Шемякин сказал тогда так: «Мне дороже пусть неровная вещь, в которой угадывается что-то новое, чем грамотно составленная из известных приемов». Лично я соглашусь.

Марина Романова