И. Вырыпаев «Валентинов день». Режиссер Виктор Рыжаков, художник К. Еремин

Это был всего лишь фильм, конструкция. Но, согласитесь, она ранила вас.
Из одного фильма про любовь

Любовь
Быть может, «Валентинов день» на фоне нашумевшего «Кислорода» кому-то покажется сентиментальным жестом драматурга. Здесь в подзаголовке выведено: «Своеобразное продолжение пьесы „Валентин и Валентина“ с цитатами в направлении примитивизма», а в эпиграфе словами арабского философа Коры Аль Музани объясняется, по сути, идея пьесы: «…времени, как такового, не существует. Есть две вещи: любовь и любовь». Содержанием пьесы становятся даже не орбиты отношений, по которым двигаются герои, во всяком случае, не явный драматизм этих отношений, а извлечение новых и новых интонаций при произнесении слова «любовь», материя этого чувства. Здесь (как и в других текстах Вырыпаева) любовь является основным законом жизни. «Все, что началось, — все началось только из-за любви». Этот сюжет — присутствия любви в мире — один из основных и в «Кислороде», и в «Сентенциях». Только там он проявляется в иронично-гротесковых страшных историях, «войнах», когда люди «максимально» чувствуют и действуют — топором по башке или копчиком со стула. Здесь же - жизнь героев, выхваченная из социума, от начала и до конца сочинена на один нежный, сентиментальный любовный мотив. Наверное, таково мирочувствование автора, и для того, чтобы решиться (или быть способным!) написать: «Любовь — это когда с любовью, без любви — это уже не любовь», — нужно быть «простодушным» в вольтеровском значении этого слова. Это простодушие в известной степени требуется от режиссера и зрителя (читателя). И еще — две постановки пьесы: Василия Сенина в Петербурге и Виктора Рыжакова в Москве, совершенно непохожие друг на друга, — «вещественное» доказательство того, что пьеса «заряжена» театральностью, содержит в себе несколько слоев и историй, которые волей режиссера могут и не пересечься в одном театральном пространстве.

Время
Сюжетная линия такова. На дворе 2012 год. В одной квартире живут Валентина (та самая, которая несколько десятков лет назад целовалась с Валентином в пьесе Рощина) и Катя (та самая, которая была соседкой Валентина по квартире в той же пьесе). У Валентины день рождения, ей шестьдесят. Отмечает она его вместе с Катей — шестидесятилетней, пьющей, проработавшей всю жизнь проводницей в поезде Москва — Владивосток. Это настоящее. Есть прошлое — вся предыдущая жизнь. Собственно, сюжет жизни, соединивший трех людей — Валентину, Валентина и Катю, и рассказывается в пьесе. Как Валентина и Валентин любили друг друга, а Катя любила Валентина. И как потом Валентин от обиды женился на Кате и всю жизнь прожил с нею в этой квартире, но любил по-прежнему Валентину, и, когда они спустя несколько лет встретились, поняли, что по-прежнему любят друг друга. Так и жили втроем: любили, страдали, пока Валентин не умер в свои сорок. Но и тогда Валентина любила его, и даже теперь, спустя двадцать лет, по-прежнему разговаривает с ним и время от времени пытается выяснить отношения с Катей.
Сказать, что пьеса выстраивается ретроспективно, будет неверным. Это не воспоминания. Одно из основных усилий драматурга направлено на преодоление времени, на то, чтобы сделать его обратимым, точнее — дать прошлому ту же власть и реальность, что и настоящему, соединить несколько времен в одном пространстве. Неслучайно в действующих лицах указано, что Кате — 18 — 20, 35 — 40, 60 лет, Валентину — 18 — 20, 35 — 40 лет, и лишь Валентина — в возрасте 60-ти лет, а по сути, вне возраста, потому что главной составляющей ее жизни, ее вектором оказывается любовь, а значит, губы помнят, как произносить «слова прошлого века», которые говорили друг другу герои пьесы М. Рощина, когда им было по восемнадцать, даже если ты - пожилая женщина. И все персонажи из разных времен сосуществуют в одном пространстве. Здесь Валентин в свои восемнадцать ведет внутренний диалог с Валентиной из 2012 года, а фраза «Я в прошлом веке» — не метафора, а точное указание драматурга на местонахождение героини. Здесь несколько Кать — молодая, некрасивая, но любящая милая девушка, сочиняющая необыкновенные письма, сорокалетняя Катя, которой снится золотой Горбачев, летающий с ней за руку, и пьющая проводница, оттрубившая всю жизнь на маршруте Москва — Владивосток. И лишь у Валентины особые отношения со временем: «Знаете, почему я такая подтянутая, сильная, почему я такая молодая? Потому что я умею страдать. Потому что у меня это очень хорошо получается. Потому что я не зря проживаю свою жизнь».

Слова
Простые слова прошлого века — это: «Валечка, милый мой…», «Алечка… Ты меня любишь?» В пьесе так называется сцена, где Валентина произносит слова из рощинской пьесы. На самом деле, слова прошлого века — это те, которые о любви, те слова, которые вновь пишутся, сочиняются драматургом в веке настоящем — в их трогательной беззащитности и обнаженности, естественной неправильности, без мелодраматизма, скорее — с некой сказительной интонацией, потому что — рассказывают. Тут все рассказывают о любви — зрителям, Валечке, себе. И эти слова нужно найти, даже глупые, банальные, потому что их, на самом деле, не так много. «Понимаешь, это такие слова глупые, но их ведь все равно приходится произносить. Мне, как бы это сказать, ну стыдно, что ли. Или неловко как-то…» — говорит Валентина. Эта «глупость» преображена в поэзию в монологах, как, например, в письме Кати: «Дорогой, Валечка. Валя. Валентин! Пускай самолеты летают в небе, пускай корабли бороздят моря, пускай пограничники охраняют границы Союза Советских Социалистических Республик, пускай сталевары варят сталь, пускай космонавты осваивают космическое пространство, я, кстати, больше не работаю на хлебозаводе, я окончила курсы проводников и теперь, как твоя мама работаю проводницей на поезде Москва-Владивосток. Так вот, пускай весь наш советский народ занят полезными делами, а я, эгоистка такая, целыми днями думаю только о тебе». Иван Вырыпаев очень тонко играет с языком пьесы Рощина и мифологией того времени, соединяя, например, во сне Кати мотивы шагаловских полетов (потому что в Витебске жила Валентина) с фигурой золотого Горбачева, создавая мифологическую, театральную реальность, в которой существуют персонажи. «Игровую душу» этого текста, наверное, и необходимо прежде всего почувствовать и вообразить.

Собственно театр
Собственно, два спектакля по этой пьесе демонстрируют два пути, по которым могут пойти режиссеры, взявшись воплотить ее на сцене.
В стиле «ретро» — это петербургский вариант от Василия Сенина. Спектакль идет на сцене «Балтийского дома». Пространство делится на несколько планов: это подробно сочиненная Эмилем Капелюшем комната, в которой живут героини, похожая на вагон в разрезе, с верхними и нижними полками, на которых лежат свернутые матрасы и куда забирается Валентина отдохнуть, вокруг — масса вещей и вещичек из «прошлого века», ими захламлено все пространство комнаты. Правда, есть еще авансцена, куда выходят герои, чтобы встретится во времени, и - «космический», снежный пейзаж с каким-то чумом и огромными белыми комьями. Одна из основных проблем спектакля — это непроявленность тех временных координат, которыезаявлены в пьесе. История оказывается спрямленной, здесь сюжет «История про то как Ася Клячина любила, да не вышла замуж» прочитывается явственнее всего, причем история, несмотря на смешной, легкий текст, звучит весьма мелодраматично, да и у Валентины в исполнении Регины Лялейките основная мелодия — это страдания по прошедшей жизни, по любимому, да и вообще — потому что жизнь такая. В спектакле играют три артиста — то есть Катю и Валентина и в двадцать, и в сорок лет играют одни и те же актеры. Режиссер выстраивает сцены соединения времен скорее как flashback, воспоминания, кадры из кинохроники. Вот сцена встречи молодых Валентина и Валентины. Актриса надевает смешную детскую белую шапку и такие же белые, пушистые варежки (напоминая Фрейндлих в арбузовской «Тане») и выходит на авансцену, заливаясь звонким, юным смехом, а где-то сверху появляется в луче света силуэт Валентина — мужественный Валерий Соловьев здесь похож скорее на киногероя. Таким киногероем с открытки он и останется до конца спектакля, как объект, к которому прикладывают свою любовь две женщины, сам не действующий и не чувствующий. Несмотря на игровые выходы, например, когда диалог Валентины и Валентина произносится в ритме звучащей индийской мелодии, кажется, что две героини, Катя и Валентина, прочно заземлены в настоящем, и актрисы, которые значительно моложе обозначенных в пьесе шестидесяти, вынуждены играть почти что бытовую драму одиночества женщин за сорок, которым когда-то привиделась настоящая любовь.
Виктор Рыжаков принимает правила игры, предложенные драматургом. Здесь Валентину шестидесяти лет играет Эра Зиганшина и присутствие весь спектакль на сцене этой актрисы, которая легко и органично вошла в игровую структуру, предложенную режиссером, уже само по себе несомненная удача. Пространство сцены — светло и просторно. По периметру выставлены бутылки, которые собирает в квартире пьющая Катя. Желтого цвета занавес, стол, стулья. За столом сидят участники разыгрываемого действия: две Кати, два Валентина. Они начинают читать пьесу, перебивая друг друга, досказывая реплики другого, остраняясь от текста. Своеобразный зачин, напоминание о популярном нынче жанре — читке пьесы. Вообще, этот спектакль — энциклопедия приемов современного игрового театра, которые можно встретить во многих спектаклях — от Фоменковского «Таня-Таня» до «Ощущение бороды» Ольги Субботиной. И дело не в заштампованности, а в том, как в саму пьесу Вырыпаева входят эти приемы открытого на публику действия, ведения монолога апарт, мгновенный переход от монолога к действию, жонглирование временами, невыявленность, непрописанность ролей, акварельность рисунка образа, смазанность характеристик персонажей. Все это уже вошло в плоть и кровь современных спектаклей и пьес, и все это присутствует в спектакле Виктора Рыжакова. Другое дело, что такой режиссерский подход актуален лишь тогда, когда есть актеры, умеющие существовать в этих условиях игры, которые могут легко, чуть остраняя, произносить текст, способны наполнить монологи, идущие в зал, внутренним действием, которые орагнично и естественно существуют на сцене, чувствуют природу современной пьесы, языка.
Режиссер собрал на удивление стройный и слаженный ансамбль, где все роли удачны. Чего стоит Светлана Иванова, играющая Катю в 18 и в 40 лет! Через нее и Александра Яценко, который играет молодого Валентина, реализуется идея сосуществования времен. Молодые герои проживают свою историю любви ярко, светло, смешно, трагично, как это бывает в восемнадцать лет, и Эра Зиганшина вступает в удивительные, нежно-веселые отношения с ними. Вот приезжает на велосипеде молодой Валентин, нежно, нараспев произнося «Ва-а-ля», и акриса обнимает его сзади. Татьяна Уфимцева — Катя шестилесяти лет, — очень тонко чувствует иронию текста, фарсовость ситуаций, и их диалоги с Валентиной о ружье — очень яркий номер. Эре Зиганшине в спектакле сложнее всего — ей приходится произносить бесконечные монологи о свой любви, не вдаваясь в мелодраматизм, наполняя их внутренним действием, переживать, сохраняя улыбку на лице и отчаянный задор и легкость. На этом контрапункте — переживание любви и внешне легкое существование — выстроены ее монологи. В ее героине как раз чувствуется струна, молодость, она из той породы женщин, которых несчастье красит, и актриса блестяще справляется с этим заданием. Но главная прелесть спектакля — именно в тонких переходах, когда реплику начинает молодая Катя, а заканчивает ее другая Катя, когда молодой и взрослый Валентины лежат на столе, о чем-то беседуя, а на них смотрит молодая Катя. По сути, спектакль — это мечта режиссера и драматурга о том, что ничего не исчезает, любимые люди не умирают, это воспоминание о молодости, вечно присутствующей в этом мире, это любовь, которая оказывается сильней разлуки и длинней ее.

Елена Строгалева