Говорили о ремесле. Читали новые пьесы — Лаши Бугадзе, Александра Железцова и других. Спорили о технике “verbatim”, открытой нам миссионерами из лондонского театра «Ройял Корт» два года назад. Вербатим — спектакли, основанные на реальных текстах реальных людей и посвященные, как правило, самым актуальным проблемам современной жизни. Тогда в Москве стартовал проект «Документальный театр», поддержанный не только театром «Ройял Корт», но и Британским Советом. И представители театра — Элиз Доджсон, Грэм Уайброу и вдохновительница тогдашнего семинара Саша Дагдейл — приехали в этом году на фестиваль, чтобы посмотреть, в частности, во что же вылилось увлечение русских иностранными драматургическими технологиями. Остались довольными: из посеянных ими драматургических семян родился в Москве целый театр — «Театр.doc».

Говорили об еще одной технике — «лайф-гейм», которой активно сейчас занимается в Новосибирске режиссер и актер Александр Галибин. В театре «Глобус», которым Галибин руководит, участницы проекта — 4 актрисы — рассказывают истории своей жизни, как бы исповедуются друг перед другом, после чего их истории становятся частью театрального проекта. На мой взгляд, эта «техника» выглядит несколько сомнительно с этической стороны, поскольку, как говорится, или исповедь, или театр, все-таки реальная исповедь не может стать предметом эстетической оценки, а сыгранная исповедь, наоборот, теряет как документальное свидетельство… В этой связи можно вспомнить апокрифический рассказ, как много лет назад на редсовете «Мосфильма» обсуждалась заявка Андрея Тарковского, который предлагал записывать скрытой камерой свои диалоги с матерью, чтобы потом это стало основой нового фильма. Тогда эту идею великого режиссера сочли неудачной именно с этической стороны. Последовал отказ. Сегодня, конечно, наши прежние представления о границах сильно пошатнулись…

Тема — контейнер для мега-пьесы

С немалым интересом собравшиеся драматурги и актеры отнеслись к предложению подумать о теме нового драматургического «мега-проекта», на манер предыдущего — «Москва — открытый город», предложенного несколько лет назад Еленой Греминой и имевшего немалый успех. Достаточно сказать, что во многом благодаря этому проекту стали известны, например, Ирина Гринева и Артем Смола, в работе над новеллами о Москве приняли участие Максим Курочкин, Владимир Мирзоев, Владимир Скворцов, Ольга Михайлова, Ольга Субботина, многие другие режиссеры, драматурги, актеры. Обосновавшись в небольшом зале-аудитории пансионата драматурги стали «валить в кучу» возможные новые темы. Желательно — актуальные, непременно — широкотолковательные, чтобы интересно было участвовать многим. 

Екатерина Нарши предложила сразу несколько тем-идей: «Здесь был СССР» (потом были предложены возможные варианты этой темы — «Под развалинами империи», «Руины империи»), «Мне <...> лет. Помогите!», Саша Дагдейл — тему “West the best” и т.д. и т.д. Тем было много, интересных и разных. Согласились потом проголосовать и выбрать лучшие. 

Современные пьесы стремятся к голой правде

Драматурги перестали бояться театра. Одни — потому, что решили: театр давно уж махнул рукой на современных авторов, и потому можно писать так, как хочется. Другие перестали думать о практической стороне вопроса, в гордыне своей полагая, что театр полюбит их и такими (если вообще соберется когда-либо полюбить). Драматурги — те из них, которые ныне идут в авангарде всех начинаний — начали вариться в собственном соку. Говорить о своем, решать внутрицеховые проблемы, которые сами же перед собою и ставили.

Вербатим — техника, которая изначально сориентирована на пограничные, крайние состояния. Соответственно, речь — о состояниях, где жизнь и смерть соприкасаются, чувствуют дыхание друг друга. Тюрьма, убийство, изнасилование, трагедии в шахте — все на грани гибели (или — за ее гранью). Один только список тем, за которые взялись молодые драматические писатели, определенно повторяет заголовки рубрики «Срочно в номер», той самой, которая призвана изо дня в день пугать и привлекать читателей «МК».

Им, юным авторам, не страшно копаться в фантомных и самых реальных болях. Натурализм их диалогов, ремарок вроде бы носит прикладной характер. И все же это — натурализм, какого, кажется, прежде авторы, пишущие для театра, себе не позволяли. И этот натурализм представляется как раз той самой естественной платой, которой драматурги платят театру за невнимание к себе. Когда не видишь свое сочинение исполненным и даже вообразить непросто, как это будет смотреться на сцене, начинаешь писать безоглядно. Вот с плодами этой самой безоглядности и приходится иметь дело читателям-зрителям актерских читок.

В реальности этих новых пьес — правда жизни выступает уже не в черноте, не бытовой чернухой, но какими-то ужасами, смертельными болезнями, крайним своим существованием, иссяканием надежд.

Выбор темы

В итоге обсуждения «темы-контейнера» (по меткому определению Михаила Угарова) и последующего голосования вперед вышли «Ночь в городе» и «Анти-Островский». Вторая подразумевает переосмысление пословичных названий пьес Александра Николаевича. К примеру: «Все коту масленица» и «В свои сани садись». Было нельзя, стало льзя. Вполне вероятно, что на последнем этапе к ним присоединится и тема, касающаяся развалин империи, — в ней достанет «задора» для множественного толкования.